Оценивание вины
«Мы дали нацистам то, в чем они отказывали своим противникам – защиту закона.»
– бывший военный министр США Генри Стимсон в описании Международного военного трибунала в Нюрнберге (Германия).
Имеется ли действительно прямая связь между словами и делами? Могут ли слова и образы вдохновлять людей на совершение актов геноцида? После окончания войны в Европе в мае 1945 года перед союзниками встала сложнейшая задача реформирования немецкого общества и перевоспитания населения после 12 лет нацистского правления и его постоянной подпитки пропагандой ненависти. Как немецкий еврейский писатель Виктор Клемперер написал в 1946 году: «Нацизм въедался в плоть и кровь масс через отдельные словечки, обороты речи, конструкции предложений, вдалбливаемые в толпу миллионными повторениями и поглощаемые ею механически и бессознательно». Союзники заставили немцев переоценить свое недавнее прошлое, демонстрируя преступность нацистского режима путем уголовного преследования нацистских лидеров и искоренения пережитков культа фюрера и пропаганды Йозефа Геббельса. Впервые в истории за военные преступления судили пропагандистов – людей, чьи слова, образы и писания способствовали нацистским актам агрессии, преследованиям и массовым убийствам.
Международный военный трибунал: беспрецедентный судебный процесс
В течение войны союзники неоднократно предупреждали Германию и другие державы оси о своей решимости подвергнуть наказанию тех должностных лиц правительства, армии и нацистской партии, которые отвечают за преступные деяния. Международный военный трибунал открылся в Нюрнберге 20 ноября 1945 года. Широко оповещая немецкий народ о суде над нацистскими руководителями, союзники надеялись дискредитировать гитлеровский режим и раскрыть масштабы агрессии и массовых убийств. Двести пятьдесят журналистов со всего земного шара присутствовали на процессе во Дворце правосудия. Чтобы обеспечить доведение новостей о процессе до населения Германии, оккупационные власти союзников увеличили лимит тиражей изданий новостей для германской прессы, а радиостанции передавали отчеты и комментарии по несколько раз в день в течение всего процесса. Начиная с 7 декабря 1945 года, выпускались киножурналы, доносившие регулярные сообщения о процессе до мировой аудитории кинозрителей.
Во многих аспектах Нюрнбергский процесс был беспрецедентным. Никогда раньше столь значительное число руководителей государства не представали перед судом, состоящим из тех, кто победил их в войне. Двадцати четырем подсудимым, представлявшим собой все секторы политической жизни при нацистском режиме, были предъявлены четыре обвинения: общий план или заговор в целях совершения преступлений против мира; преступления против мира; военные преступления; преступления против человечности. Среди подсудимых были два человека, связанные с созданием и распространением нацистской пропаганды. Обвинения, предъявленные издателю газеты Дер Штюрмер Юлиусу Штрейхеру и чиновнику министерства народного просвещения и пропаганды Гансу Фриче, были основаны исключительно на их деятельности в качестве пропагандистов. В обвинительном заключении указывалось, что пропаганда была «одним из самых мощных орудий заговорщиков, которые с самого начала понимали необходимость внушения германским массам принципов и идеологии национал-социализма» и которые использовали пропаганду «для психологической подготовки к политическим акциям и военной агрессии».
Есть ли связь между словами и делами?
Основная проблема, стоявшая перед обвинителями Штрейхера и Фриче, заключалась в необходимости демонстрации прямой причинно-следственной связи между деятельностью нацистских пропагандистов и осуществлением политики агрессии и массового убийства. Вновь зададимся вопросом о том, действительно ли имеется прямая связь между словами и делами? Обвинение Штрейхера оказалось более убедительным: газета Дер Штюрмер, выпускавшаяся им в течение двадцати двух лет, дала многочисленные свидетельства фанатичной ненависти Штрейхера к евреям и его призывов к принятию мер против них. Трибунал признал Штрейхера виновным в преступлениях против человечности, заключив, что двадцать три статьи, опубликованные в газете Дер Штюрмер в период с 1938 по 1941 год, призывали к истреблению евреев. Основным доказательством осведомленности Штрейхера об «окончательном решении еврейского вопроса» являлось наличие у него подписки на издававшуюся в Швейцарии еврейскую газету Израэлитише Вохенблат (Еврейский еженедельник), в которой печатались сообщения о нацистских убийствах. Суд постановил, что «подстрекательство Штрейхера к убийству и уничтожению в то время, когда евреи на Востоке умерщвлялись самым ужасным образом, несомненно, является преследованием по политическим и расовым мотивам в связи с совершением военных преступлений, как они определены Уставом, и является, таким образом, преступлением против человечности».
Трибунал приговорил Штрейхера к смертной казни через повешение. В 2 часа 12 минут ночи 16 октября 1946 года он был отведен на виселицу и повешен. Послевоенные процессы подтвердили ту важную роль, которую пропаганда играла в сохранении поддержки нацистского режима народом и в оправдании преследований евреев и других жертв эры Холокоста. Судебные преследования пропагандистов за «преступления против человечности» стали важным прецедентом, на который международные органы и суды опираются по сей день.
Денацификация
Задолго до конца войны союзники обязались уничтожить германский милитаризм и нацизм. После поражения Германии в мае 1945 года оккупационные власти приступили к достижению этой цели войны. На Потсдамской конференции (июль–август 1945 года) победившие государства провозгласили фундаментальные принципы преобразования Германии: страна должна быть полностью разоружена; ее вооруженные силы распущены; ее население «денацифицировано» и перевоспитано.
В начальный послевоенный период «денацификация» в оккупированной союзниками Германии заключалась в переименовании улиц, парков и зданий, ассоциировавшихся с нацизмом или милитаризмом; удалении памятников, статуй, знаков и эмблем, связанных с нацизмом или милитаризмом; конфискации имущества нацистской партии; удалении нацистских пропагандистских материалов из учебников, немецких средств массовой информации и многих религиозных учреждений, руководители и служители которых поддерживали нацизм; в запрете проведения нацистских или военных парадов, исполнения гимнов и публичного показа нацистских символов.
Солдаты союзных войск, бывшие заключенные концлагерей и немцы, выступавшие против Гитлера, выражали свое чувство мести, сжигая или уничтожая украшенные свастикой флаги, знамена и плакаты. Один из таких моментов был запечатлен в кинохронике, показывавшей, как американские солдаты взрывают гигантскую свастику на Нюрнбергском стадионе, где ранее проводились нацистские шествия.
Для тех, кто видел это своими глазами или в выпусках новостей, демонстрировавшихся в кинотеатрах, этот взрыв символизировал собой конец эры нацизма и начало новой эры. Культ фюрера требовалось дискредитировать, и было продемонстрировано, что бывший германский вождь являлся маниакальным массовым убийцей, чья политика принесла несчастья для миллионов европейцев и привела к уничтожению Германии. Кинооператоры запечатлели рабочих, разбивавших кувалдами массивный бюст Гитлера и переплавлявших свинцовые матрицы типографского набора его автобиографии Майн Кампф в литеры для набора демократической газеты новой Германии. Распространение нацистской пропаганды и по сей день остается незаконным в Германии.
Принятие вины
Рядовые немцы, следившие за послевоенными судами над пропагандистами, видели, как ведущие фигуры в сфере массовой информации, такие как Юлиус Штрейхер (чтобы избежать петли палача) или Лени Рифеншталь (чтобы сохранить свою карьеру и репутацию), отказывались принять на себя ответственность за свое участие в нацистских преступлениях и не демонстрировали никакого раскаяния. Исключением было лишь заявление Ганса Фриче, обвинявшегося в Нюрнберге: «После того как тоталитарная форма правления привела к катастрофе – убийству 5 миллионов человек, я считаю эту форму правления неприемлемой даже в условиях чрезвычайного положения. Я убежден в том, что любая форма демократического контроля, хотя бы и ограниченного, сделала бы такую катастрофу невозможной». В заключение этот бывший радиожурналист заявил: «Тот кто после Освенцима все еще поддерживает расовую политику, сам сделал себя виновным». Только новые поколения немцев, включая ученых, которые родились после войны и вступили в активный возраст в последние три десятилетия двадцатого века, стали задаваться вопросами о поведении своих родителей и дедов в нацистские годы.
Нюрнбергские обвинители столкнулись с затруднениями при доказательстве того факта, что Штрейхер знал о реализации «окончательного решения» и несет за это личную ответственность. Осведомленность видна из статьи, написанной для Дер Штюрмер 4 ноября 1943 года. «Действительно правда, что евреи, так сказать, исчезли из Европы, и еврейский «резервуар на востоке», из которого еврейская чума в течение столетий заражала европейские народы, перестал существовать. Но фюрер германского народа еще в начале войны предсказал то, что произошло сейчас». Давая показания в свою защиту, Штрейхер настаивал на том, что он узнал о массовых убийствах только после его ареста союзниками. Он также заявлял, что его выступления и статьи служили не для «подстрекания» немцев, а только для их «информирования» и «просвещения» «по вопросу, который казался мне одним из наиболее важных». Штрейхер, которого психиатры признали психически здоровым, но одержимым ненавистью к «евреям», выглядел неискренним и не внушающим доверие.
В своих заключительных выступлениях в зале Нюрнбергского суда обвинители подробно раскрыли вину обвиняемых: «Ответчик Штрейхер является соучастником преследований евреев в Германии и на оккупированных территориях, завершившихся массовым убийством примерно шести миллионов мужчин, женщин и детей. Пропагандистские материалы, публиковавшиеся в газете Дер Штюрмер и других изданиях Штрейхера, были рассчитаны на разжигание фанатического страха, ненависти к евреям и на подстрекательство к убийству. Более того, эти публикации распространялись в стране, где отсутствовал свободный рынок идей; где на самом деле, как это прекрасно знал и одобрял ответчик Штрейхер, никакие противоречащие этому аргументы не могли быть опубликованы и где, следовательно, такая пропаганда оказывала легко предсказуемое и особо эффективное влияние. Ведя пропаганду, внушающую ненависть и страх, ответчик Штрейхер посвятил двадцать пять лет созданию психологического фундамента, необходимого для осуществления программы массовых убийств. Одного этого достаточно для установления факта его вины, как соучастника преступной программы уничтожения». Обвинение не смогло доказать наличие у Штрейхера причинно-следственных связей с реализацией программы массовых убийств и представило только аргумент о том, что Штрейхер активно «рекомендовал и продвигал программу истребления» в то время, когда совершались эти массовые убийства.
Ганс Фриче из министерства пропаганды занимал самую низкую должность среди всех немецких официальных лиц, представших перед Нюрнбергским трибуналом. Вероятно, Фриче попал в одну обойму с более высокопоставленными немецкими официальными лицами по той причине, что в результате смерти министра пропаганды Йозефа Геббельса у союзников не оставалось ответчика, который представлял бы министерство народного просвещения и пропаганды. Кроме того, западные союзники хотели задобрить советскую сторону, выбрав Фриче, который являлся одним из всего лишь двух нюрнбергских подсудимых, которые в 1945 году находились в советском плену. Он служил начальником отдела радио в министерстве пропаганды и вел свою радиопрограмму Hier Spricht Hans Fritzsche! (Говорит Ганс Фриче!). Обвинитель Фриче пытался доказать вину ответчика, опираясь на грубые антисемитские заявления из его многочисленных радиопередач, которые Би-Би-Си перехватывало и переводило на английский язык. «Фриче находится на скамье подсудимых не как свободный журналист, – заявил обвинитель, – а в качестве официального, контролируемого нацистами пропагандиста . . . который в значительной мере помогал нацистам затягивать петлю на шее у германского народа и который делал эксцессы этих заговорщиков более удобоваримыми для совести германского народа». Суд счел факты неубедительными и признал Фриче невиновным по всем трем пунктам предъявленного ему обвинения. «Представляется, что Фриче иногда во время своих выступлений по радио делал решительные заявления, носившие пропагандистский характер, – говорится в заключении суда. Однако Трибунал не намерен считать, что они были направлены к тому, чтобы побудить немецкий народ к совершению зверств над побежденными народами, и поэтому Фриче не может быть признан участником тех преступлений, в которых он обвиняется. Он скорее ставил своей целью возбудить у народа стремление оказывать поддержку Гитлеру и германским военным усилиям».
Решение суда по делу Фриче установило важное различие между языком ненависти и пропагандой и разжиганием ненависти. Хотя в его выступлениях по радио и заявлениях в период его пребывания в должности проявлялся антисемитизм, Фриче прямо не призывал к массовому убийству европейских евреев. Это явно отличает его пропаганду от пропаганды его соответчика Юлиуса Штрейхера. (С этим заключением не согласился только советский судья генерал-майор И. Т. Никитченко, указавший в своем особом мнении: «Распространение провокационной лжи и систематическое введение общественного мнения в заблуждение были для гитлеровцев столь же необходимым условием реализации их планов, как и производство вооружений и разработка военных планов». Позднее Фриче был признан «главным преступником» первой категории в Нюрнбергском суде по денацификации и был приговорен к девяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. Хотя ему пожизненно было запрещено писать, он сочинил в заключении свои мемуары и опубликовал их под псевдонимом. После сокращения его срока заключения и выхода на свободу в 1950 году Фриче работал в сфере рекламы и связей с общественностью до 1953 года, когда он умер от рака в возрасте 53 лет.
Другие суды над пропагандистами
Послевоенное судебное преследование нацистских пропагандистов союзниками продолжалось и после завершения работы Международного военного трибунала, но последующие процессы дали противоречивые результаты, не позволяющие прояснить юридическую проблему увязывания слов и дел. Помимо осуждения бывшего руководителя имперского бюро печати Отто Дитриха Военным трибуналом США, немецкие «денацификационные» суды осудили нацистского газетного магната Макса Амана, режиссера фильма (Вечный жид) Фрица Хиплера и карикатуриста из Дер Штюрмер Филиппа Рупрехта (известного читателям как «Фипс»). Другие пропагандисты были оправданы, включая режиссера Лени Рифеншталь (Триумф воли). Британский суд приговорил родившегося в США Вильяма Джойса (по прозвищу «Лорд Гав-Гав») к смертной казни за измену, выразившуюся в распространении нацистской пропаганды по радио. Великий муфтий Иерусалима Хадж Амин аль-Хусайни, который передавал пропаганду в пользу стран оси по радио из Берлина на арабские страны, был арестован в 1945 году во французской оккупационной зоне Германии. Он бежал в Египет. где продолжал изготавливать и распространять антисионистские, антиеврейские и антиизраильские пропагандистские материалы.
Впервые в истории
Впервые в истории за военные преступления судили пропагандистов – людей, чти слова, образы и писания способствовали нацистским актам агрессии, преследованиям и массовым убийствам. Послевоенные процессы подтвердили ту важную роль, которую пропаганда играла в сохранении поддержки нацистского режима народом и в оправдании преследований евреев и других жертв эры Холокоста. Судебные преследования пропагандистов за «преступления против человечности» стали важным прецедентом, на который международные органы и суды опираются по сей день.